Леонид Виноградов

КИТАЙСКИЙ САПОЖНИК
Глава 2

О пьянице-журналисте, о том, как его выгнали с работы, и как мне пришлось ехать в ссылку на Сахалин

Сахалин снова стал местом ссылки. Так, по крайней мере, получилось со мной. Запился на острове представитель нашего информационного агентства, в течение последних трех лет периодически пропадал каждый месяц самое малое на пятнадцать дней. Мы уже высчитали, что это происходит сразу после получки. Придет из Москвы перевод, и тут же исчезает с горизонта Федор Дорохов, по-журналистски талантливый, но упивавшийся в усмерть человек. По электронной почте ему слали депеши, требовали объяснительные на прогулы. Но он, по всей видимости, этих электронных депеш не читал, так как вообще не появлялся на своем рабочем месте, где стоял компьютер. Рабочее место, по договоренности генерального директора нашего агентства и бывшего губернатора Сахалинской области, погибшего в авиационной катастрофе, располагалось в пресс-центре администрации области. И когда Федор Дорохов пропадал на много дней, остальные обитатели кабинета даже радовались этому. Густой баритон моего коллеги не забивал уши губернаторских журналистов, любивших тишину и покой при подготовке пресс-релизов о кипучей деятельности своего шефа.

Но уход в неизвестность Федора Дорохова после каждой получки буквально ставило на уши все руководство агентства. На Сахалине бурно развивались нефтяные шельфовые проекты, в тоже время - росла преступность. Убили генерала-пограничника, сообщения об этом, посылаемые нашими конкурентами в Москву, вмиг разлетались по всему миру. Ничего не было в Москве только от Федора. И тогда ему написали страшное для любого человека письмо, суть которого сводилась к одному - немедленно пиши заявление на увольнение, пока тебя не выгнали с работы.

К моменту появления этого письма на мониторе Дорохов, по всей видимости, вышел из очередного запоя и, зная, что я отношусь к нему с определенной долей симпатии, позвонил мне и попросил выступить гарантом перед руководством агентства, что он, мол, будет исправно работать. "Владимир Петрович, переговорите с Москвой, дайте гарантию, что я в лепешку расшибусь! Оправдаю ваше доверие, вот увидите!" - громыхал в телефонной трубке его густой баритон. Потом Федор передал трубку жене, и она, почти рыдая, закричала: "Владимир Петрович, если его выгонят с работы, я от него уйду, у нас семья рушится, уйду я от него, если он останется без работы! Ради Бога, сделайте что-нибудь, чтобы его оставили в агентстве. У нас дочери десять лет, ее не на что будет кормить и одевать".

С тяжелым сердцем я пообещал переговорить с руководством, и в тот же день из Владивостока позвонил в Москву. Разговор с непосредственным начальником Дорохова (да и моим тоже) был не очень приятным. "Владимир Петрович, вы понимаете, какую ответственность берете на себя, Дорохов конченый человек, мы это давно уже поняли. Что толку от его талантливых информаций, если они у нас на ленте в последнее время почти не появляются".

Но я гнул свое, давайте, мол, поверим человеку в последний раз, у него семья, дочери десять лет, не будем рубить с плеча, а то он точно утонет в водке раз и навсегда. Я даю гарантию, что он будет работать, а если что случится, сам заменю его.

В Москве с тяжелыми вздохами, но согласились со мной. Я перезвонил Федору в Южно-Сахалинск, сказал, что тучи над его головой расселялись, не утопив его в потоках воды, но сейчас надо работать кровь из носа. И он работал: искрометные сообщения, бесподобная подача событий, великолепная стилистика, проход информаций по всему миру. Так продолжалось две недели, после которых наступила полнейшая тишина. Три дня из Москвы не было ни единого звонка насчет Дорохова, на четвертый мой телефон начал посылать резкие, утробные сигналы межгорода. Я снял трубку и услышал голос заместителя нашего руководителя. "Владимир Петрович, Дорохов пропал. Мы ему звонили на работу - никто не отвечает. Дозвонились до дома, ответила дочь. Она сказала, что не знает где ее папа. Вы, Владимир Петрович, давали гарантию, что он будет работать, пожалуйста, постарайтесь связаться с ним и выяснить, что случилось".

Заместитель говорил очень корректно, но железным холодом веяло от его голоса. Я сказал, что постараюсь разобраться, и целый вечер звонил Дорохову. Поздним вечером трубку подняла его жена и после заминки ответила, что муж каждое утро, как он сам говорил, уходит на работу. Но доходит до нее или нет - она не знает.

Я не стал больше ее донимать, понимая, что у нее и без наших звонков на душе "скребут кошки". Стал сам посылать информацию по Сахалину, установив связь с пресс-службой администрации области. Но мое руководство было явно взвинчено тем, что Федор Дорохов снова ушел в глубокое подполье. Из Москвы мне сообщали, что звонят ему каждый день и на работу, и домой. Ни там, ни там трубку никто не берет. По электронной почте ему каждый день слали депеши с требованием написать объяснительную по поводу долгого молчания. Никаких ответов от Дорохова не было. И тогда Москва приняла твердое решение уволить его с работы. Но по какой статье? Заглянули в его трудовую книжку, а там ни одной записи о каких-либо грехах. Уволишь, а он подаст в суд, и его восстановят по прежнему месту работы. Решили объявить ему строгий выговор, но уволить не по 33 статье, по которой во времена советской власти давали пендаля "за прогулы, связанные с пьянством". Решили уволить по собственному желанию, но с Федора Дорохова надо было выбить соответствующее заявление.

Эта канитель длилась три месяца, в конце которых мой сахалинский коллега "вышел из подполья" и, наконец, ответил на звонок руководства. Ему сказали, что принято решение об его увольнении, надо написать заявление. Федор пообещал прислать его на следующий день, и прислал - по электронной почте. В Москве чуть все со стульев не попадали. В заявлении Федор просил отпуск, писал о пошатнувшемся здоровье. Ему снова позвонили, сказали, что эти штучки больше не пройдут. На шельфе Сахалина бьют фонтаны нефти, конкуренты фонтанируют информацией, а от нас с Сахалина приходят одни нули. "Если не напишешь заявление на увольнение по собственному желанию, уволим по 33 статье", - прямо сказали Федору. Он сдался, написал заявление на отпуск с последующим увольнением. Оно было подписано немедленно, как только принтер тяжело выплюнул электронный вариант дороховского послания. После чего мне позвонили из конторы и сказали: "Ты гарантировал, что Федор Дорохов будет работать, а если что, то заменишь его. Не хочешь ли отправиться на Сахалин, тем более ты ближе всего к нему сидишь?" Я мог отказаться и преспокойно продолжать работать в Приморье, но Сахалин давно притягивал меня своими нефтяными проектами, белоснежными горами и слаломными трассами. Может быть по этим причинам, да еще по тому, что в семье у меня что-то не ладилось, согласился лететь на остров. Позвонил Дорохову, сказал, что меня присылают на замену. Спросил, где он сейчас работает? Он ответил, что в администрации области. Я принял это за чистую монету и даже обрадовался, что все у него устроилось. Лишь позднее понял - радоваться было абсолютно нечему, скорее надо было печалиться.