Олег участвовал в проведении и организации добрых двух десятков региональных и местных бард-фестивалей в городах Дальнего Востока и в посёлках зоны БАМа. Его авторские песни звучали на десятках наших традиционных сборищ и на концертах для строителей БАМа, солдат, рыбаков и моряков. Многие дальневосточные барды признавали его лучшим текстовиком к востоку от Тынды. Как истинный поэт, он не был слишком практичен, в своё время легко поступал при бешеных конкурсах на биофак, на истфак ДВГУ, в институт искусств, но нигде не проучился и года. Но он имел душу интеллигента и интеллектуала. Он был скрипачом и поэтом, бардом и настройщиком фортепиано, классным культуртрегером в комсомоле и неплохим сантехником. А ещё был талантливым читателем, слушателем, думателем и другом, прекрасным генератором идей. Имел острый ум, ценил тонкий юмор.

Теперь нам осталось только вспоминать, каким он был. Поэты в России лечатся от жизни либо водкой, либо валидолом. Олегу выпало первое. Теперь он излечился сполна. Быть может, Тот, кто следил за ним с небес, знал что делает, допустив Кабалика на этот путь. Мы, жившие, бывшие, певшие с ним рядом, пытались, как могли, изменить этот маршрут. Но вряд ли кто-либо вправе сказать, что сделал для этого достаточно, потому что вот он умер, а нам с этим жить дальше. Олег скончался в воскресенье, 14 мая 1995 года в 02.45 московского времени (около десяти утра по местному) в Находке, где жил почти с самого рождения и куда всегда любил возвращаться. Умер за пять дней до давно задуманного им находкинского фестиваль-семинара авторской песни "Берег Грина", который теперь посвящён его памяти. Съехавшиеся к его могиле барды с Сахалина, Иркутска, Хабаровска, Находки, Комсомольска-на-Амуре, Арсеньева и Владивостока завели песню Юрия Иосифовича "Одинокий гитарист" - вряд ли кто слыхивал её в таком миноре.

ОЛЕГ КАБАЛИК

* * *

Какая странная весна -
Как женщина, которой тридцать.
И знает, в чём её цена,
И то, что скоро отрезвится.
Что скоро осень, несмотря
На то, что перед нею лето,
Что все счастливые билеты
Действительны до сентября.
Какая странная весна...
Загадочная неприступность.
И повышается преступность
Средь тех, к кому она нежна
И благосклонна. Пусть отметит
Усатый милиционер,
Что Генка пил сегодня ветер,
Подросткам подавал пример
И развлекался непристойно
С особой тридцати на вид...
А прошлогодний лист висит,
Ему почти уже не больно
И всё до лампочки: капель,
Весна и все её причуды,
Поскольку не страшны простуды
Тому, кто отошёл в метель,
Тому, кто получил сполна
Мороз и снежную кашицу.
Какая странная весна!
Как женщина, которой тридцать...

1984

НА ПРИЁМЕ У ДЕЖУРНОГО ПОЭТА

Серое небо, серые здания.
Ветер, ветер, ветер бр-родит.
Это весна, и та с опозданием,
Так знакомо,
по-женски приходит.
Доктор, не думайте, я в порядке.
Просто - сырость,
а это неправильно.
Такая весна -
как любовь украдкой -
Неуютна
и аморальна.
Доктор, представьте: вчера на Гагарина
Встретил девчонку из фильма "Ассоль".
Серое небо. Мысли бездарные.
А навстречу - она...
Моментальная боль
Сразу -
по всем моим откровениям.
...Да сердце в порядке, не в этом суть,
Разве что написалось стихотворение...
Доктор, да сделайте же что-нибудь!

1992

* * *

Как лист увядший падает на душу...
Цурэн Правдивый

...А лист увядший падает на душу,
Пробоиной алея там, где сердце.
А я смотрю в безоблачное небо -
Пустынное, далёкое, чужое -
Как князь Андрей в одной хорошей книге...
Поляна, тишина и синева:
Созвучия - соцветия от слова.
И хочется, забыв первоосновы,
Поверить вновь, как в детстве, до конца,
Что можно надышаться ароматом
Листвы пожухлой, тело отключить,
Взлететь и устремиться в голубое,
Заляпавши рубаху в облаках
И хлопнув солнце по косматой гриве,
Вскричать:"Привет!" - и, выслушав ответ,
Нащупать восходящие потоки...
Увидеть дом, присевший на пригорке -
Тот самый дом, в котором дверь закрыта,
На окнах - шторы плотные: от света,
От глаз прохожих и от мужиков,
Которые (в маразме или в детстве)
Летают где попало в тридцать лет
И солнечные зайчики швыряют
По форточкам, и нет на них управы,
Поскольку солнце с ними заодно...
А лист увядший зависает рядом
И вниз зовёт, и манит, манит, манит
В одно окно украдкой заглянуть.
Там всё по-прежнему, наверное - а может,
И нет.
Не в этом суть, а в том, что осень -
Унылая, нелётная пора,
Когда разрешены одни посадки
И не рекомендуется взлетать.

1989

СОНЕТ

...Звезда упала: звёздный листопад.
Мелькнула - лист сгоревший над костром.
Всё в жизни почему-то невпопад,
Всегда не с теми, мельком, не о том.

И небо чёрное устало от потерь,
Луна печальна и неповторима,
Ущербна, как подбитый кем-то зверь:
В неё попали, но немного мимо.

А может, только из одних потерь
Весь этот мир, где звёзды - как ограда
На кладбище, где ничего не надо,

Где ни вчера, ни завтра, ни теперь
Никто не видит звёзд и листопада.
Где тихо - и всегда открыта дверь...

1987

РАЗМЫШЛЕНИЯ В АВТОБУСЕ

В стране глухих не может править лира.
Очередной фигляр там правит бал.
Твори себе кумира, конвоира -
Конец один. И тот давно упал
От старости да от излишеств всяких:
То не туда, то много, то не тех...
Оно и вправду на восьмом десятке
Уже и перестроиться не грех.
Пора бы отрезветь от комплиментов
Седым мужам, когда страна живёт
Как девочка со старым импотентом:
И любит, и ночами слёзы льёт.
Но грянет день - от горя обессилев,
Сняв со стены отцовское ружьё,
Смахнёт слезу
и скажет: "Я - Россия".
И вздрогнет мир
от шёпота её.

1990

* * *

Диван, торшер, тетради, книги,
Безмолвный чёрный телефон,
Забытые ключи на полке
От верхнего замка.
От крон
Деревьев - тени на стене.
А дело всё-таки во мне,
Наверное, а не в интриге,
Которую плетёт зима
На пару с некой Марианной.
Ну до чего же постоянны
Аптека, улица, фонарь,
Тревога в музыке метельной...
А мы чего-то не успели
Сказать, додумать и решить,
А чёрный телефон молчит,
Как мудрый в споре беспредметном,
Как позабытые ключи,
Как кроны, тронутые ветром.
...А хорошо бы свет включить.

1987

[/b]Из цикла "Весенние чепухарики"

Всё, ухожу, послав в туман
Тоску, проблемы и заботы.
Харон упёрся как баран,
И всё твердит: "Иди работай!"
На лапу, сволочь, не берёт,
Не поддаётся уговорам,
Из горлышка чего-то пьёт
И смотрит на меня с укором.
По речке Стикс идёт кета -
Бездумная штрафная рота...
Харон ворчит: "Всё суета,
Всё тлен, старик, иди работай!"
"Мне некуда, пожёг мосты,
Рать полегла, а кто - далече...
Я так устал от суеты,
Врубай движок, поедем в вечность!"
Но ухмыляется Харон,
Обняв потёртую трёхрядку,
И так берёт аккорды он,
Что сердце норовит вприсядку.
Взмывают чайки над рекой
И рыба прёт с остервененьем...
"Я не пойму: ты что, глухой{тупой-авт.}?..
Ступай себе, ещё не время!"
Плывёт река, ползёт туман
К подножью пограничной вышки...
Харон упёрся, как баран,
Отходит челн, звучит баян
Всё тише, тише, тише, тише...

1994

Тараканий
вальс-тойота
на мокром асфальте

И снова весна долгожданно-нежданно
Пришла, всё наполнила музыкой, светом,
Был вечер такой изумительно странный,
Как будто и сам записался в поэты.
На рейде внебрачные дети тумана
Готовились плыть в непонятные дали 1,
А два таракана, влюблённых и пьяных,
На скатерти бежевой вальс танцевали.
Она забывалась и путала такты,
А правая ножка хромала, хромала...
А он так хотел - оловянным солдатиком,
Но шансов, увы, сокрушительно мало...
"Мой милый корнет, вы смертельно устали,
Не стоит ли нам отдохнуть в батарее?.."
Но он всё кружил её в сладостном жаре,
А я всё сидел и жалел, что старею...
Однажды вдвоём мы попали под ливень
С любимой, в которой дремал кто-то третий
И раз-два-три ножкой отстукивал дивно,
А мы по проспекту нестись в "шевролете".
Казалось, вода заполняет Вселенную,
Чего-то опять недоделали боги,
Водитель не справился с управлением
И нас закружило по мокрой дороге.
И, толком ещё не успев испугаться,
Коротенький тур мы исполнили вместе,
Тогда нам едва удалось не расстаться,
И третий наш сам скоро станет невестой...
На рейде внебрачные дети тумана
Готовились плыть в непонятные дали.
На скатерти бежевой два таракана
Влюблённо и бережно вальс танцевали.
Танцуйте, ребята, в забывчивой страсти -
Пока вас соседи не передавили.
Короткая вещь - тараканье счастье:
Гораздо короче, чем вы заслужили.

1993

* * *

Два таракана пили чай
В тиши за ножкой табуретки.
Беседовали невзначай
Про порошки и про таблетки,
Про седуксен и димедрол,
Про дуст, про "Карбозоль", про "Приму",
Про то, что человек - козёл
И деградировал как химик.

"Всё оттого, что все крадут,
От лаборанта до премьера,
На технологию плюют:
Не дихлофос, а пю-юнш ... для "сэ-эров"...
Россия - тараканья боль!
Ни пообедать, ни забыться:
Хозяин хлещет алкоголь
Без закуси - так опуститься!" -
Сказал усатый, откусив
Под чай китайский карандашик.
Причмокнув, с чувством вопросил:
"Вот чё б такой не сделать нашим?!"

"Друзья мои! - взмолился я. -
Ну как не стыдно, в самом деле?
Неужто нет в России, тля,
Того, с чего б вы обалдели?.."
Автоматически рука
На собеседников свалилась...
Простого русского шлепка
Им прежде знать не доводилось.
И в чистых праведных глазах
Четыре люстры отражались.
А по щеке моей слеза
Скатилась: эти хоть "догнались",
Уйдя отсюда навсегда
В тартараканную нирвану...
Как мало надо иногда
Для счастья.
И для таракана.

1993

* * *

Ко мне на ужин прибыл таракан.
Вот так - пришёл, пробросил "добрый вечер".
Сначала изучил пустой стакан,
Затем вздохнул и принялся о вечном:
О том, что перестройка - это бред,
Что Мишка - негодяй похлеще Пуги,
А полдник, ужин, завтрак и обед
Украли коммунисты и хапуги.
"Вот коммуняки, господи прости -
Живучи, как клопы, и шиш поймаешь,
И сколько, тля, указов ни спусти -
И половины их не передавишь."
Он помянул Лубянку и Форос,
Всё вопрошая чуть ли не со стоном -
За что, залей им в глотку дихлофос,
Он гиб и голодал под Белым Домом?!.
О, как бедняга всех их обличал!
Достал я корку хлеба из кармана -
Он почему-то сразу замолчал
И стал домашним тихим тараканом...
Нет, видно, не про то ты всё поёшь.
Кто без греха? Все в чём-то виноваты.
Ведь сам-то ты на Сталина похож:
Такой же хитрый, рыжий и усатый.
Я отпустил его ко всем чертям,
И он нырнул под ножку табуретки.
Ведь кто-то должен ползать по щелям,
Орать на власть и драться за объедки.

1993

ЯРОСЛАВНА

Догорает деревня. Дорога черна
От бесчисленных воинов вражеской рати.
Ярославно одна. И летит из окна
Её плач через реки, озёра и гати.

Налетел беспощадный, безжалостный враг,
Игорь зверски замучен, поругано поле,
Стариков увели за деревню в овраг,
И они не успели почувствовать боли.

И качается лес, как усталый солдат,
Плачет там Ярославна в избушке убогой.
А наплакавшись, снимет с гвоздя автомат,
Передёрнет затвор и пойдёт по дороге.

1980

* * *

Я живу в неприступной крепости.
У меня есть замок с секретом,
Кот Серёга, друзья "с приветом"
И вместо пароля стук.
Мой чай повышенной крепости
Знает вся крепостная охрана,
Констатируя постоянно
То, что я отбился от рук.
А окрестные "менестрели",
Потому как я не при деле,
Стучат то тихо, то громко
То на меня, то ко мне.
А в соседнем каменном форте
Непонятная есть девчонка,
Она любит кота Серёгу
И совсем равнодушна ко мне.
А паршивое настроение -
Как века унылые средние -
Неуютное и не последнее,
Но дело вовсе не в нём,
А в том, что весна украдкой
Лучистой тронула лапкой
Меня и кота Серёгу,
Который... вопит под окном.

1987

Гайдамак. ВАРИАНТ "ПЛЮС"

Эта бухта настолько тихая,
Что сюда не заходит волна,
Лишь случайный буксир пропыхает,
Всколыхнёт, и вновь тишина...

Тишина, и в воде красивые
Отражаются наоборот
Море, сопки и чайки синие,
Да ещё небольшой завод.

И сбредаются к этой гавани,
Завершая нелёгкий путь,
Пароходы большие и малые
Подлечиться и отдохнуть,

Да собраться с новыми силами,
Чтоб потом в беспокойных морях
Вспоминать о кусочке России
Под наванием Гайдамак.

1992, 5 июня, 9.00

Гайдамак. ВАРИАНТ "МИНУС"

В этой бухте, пропахшей соляркою -
Ржавый лязг портовых кранов.
Даже сопки облезли от сварки.
Нет ни чаек, ни бакланов,

Всё скрипит, ржавеет и рушится,
Лишь молчит обреченный док
И плывёет ржавый, липкий, душный,
Первым цехом рождённый смог.

И плетутся, харкая сажею,
Люди-тени в утробы судов,
Чтобы там, догнивая заживо,
Умирать ради сметных часов...

Не понять и ничем не измерить
Над заводом нависшую тень...
Чья ты - Сталина или Берии,
Превратившая в ночь - день?

Лишь к свободе и солнцу вырвется
Пароходик сквозь этот мрак.
...Чёрный сон ему будет сниться
Под названием Гайдамак.

1992, 5 июня, 9.15

Вальс диссонансов

Тополь красивый, высокий и нежный,
Тополь вальсирует в облаке снежном. -
Раз-два-три-раз, - не сбивается с такта
Под диссонанс белизны и заката.
Ласковый пух как на старой картинке,
Ласковый вальс на потертой пластинке...
Раз-два-три, раз-два-три, - где-то в затишье
Пагоды, пагоды, лотосы, вишни...
Годы и годы летим по Вселенной,
Мы - это ноты, легки и нетленны.
Мы - это пух тополей на закатах,
Мы - это стук метронома в палатах.
Раз-два-три-раз, - мы платочки и каски,
В нас диссонансом взрывались фугаски...
Вальс тополей, горделивый и нежный,
Вальс параллель между "будет" и "прежде",
Раз- два-три-раз...В довоенной квартире
К "раз-два-три-раз" подбиралось "четыре".

1979

О.Куваеву

Снежинки на стекло
Упали и висят.
Как небо развезло,
И птицы не летят,
Курлыкая, на юг,
За синий горизонт,
А нужен полный бак
И денег полмешка,
Где солнце - как кулак
Сплавского мужика,
Где женщин легки
И ветрены - ура!
Там жёлтые пески,
Там жёлтая жара...
Там к бархатным волнам
Ласкается земля,
Там здорово, но там
Совсем не нужен я,
А нужен я стране,
Где небо под фольгу,
Где выдают вдвойне
То деньги, то пургу.
Снабженье - хрен поймёшь,
И все приметы - смех.
Как ни сулили дождь,
А получился снег
Хрустящий, как тетрадь,
Огромный, как прилив.
Наверное, опять
Дождей не завезли...
"Ну что ты щуришь глаз,
Терзаешь свой блокнот?
Смотри, погода - мразь,
А завтра вертолёт.
Засунь свой карандаш,
Хлебни-ка чифирку,
Сам не заметишь, как
Найдёшь строку..."

1988

* * *

Корка хлеба на стакане.
Вот уж скоро сорок лет
Дню, в который, по преданью,
Обещал вернуться дед.

И стоял стакан над хлебом,
Верно, деда поджидал -
Он под украинским небом
Только "без вести пропал".

Всё, казалось, хлопнет дверью
И, медалями светясь,
Взглядом он стакан измерит,
Крякнув, скажет: "Понеслась!"

И закружится застолье,
Всё в объятьях, как в тисках.
Но проходят годы, солью
Оседая на висках.

Вот и стали старше деда
Мать, и я, и брат-пацан.
Но, как прежде, в День Победы
Хлеб кладётся на стакан.

1980

* * *

Волна целуется с песком,
Песок шуршит воздушным платьем,
Луна купается в воде
И подбирается к звезде,
Но та лениво, с холодком
Увиливает от объятий...

Вдруг вздрогнуло, и этот мир
Вмиг потонул в колючей саже:
Большой, промасленный буксир
Шёл на свиданье к толстой барже.

1980

* * *

Февраль права качает напоследок.
Добавил градусов в колючую пургу
И небо облачил в свинцовую фольгу:
Ему плевать, что март начнётся в среду.
Что в среду враз должны упасть капели,
А облака напиться белизны.
Давайте все качнём права апреля,
Приблизим наступление весны!

1985

Муха

Та-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра...
Оркестр "Виртуозы Москвы"
п/у Владимира Спивакова.

Дома аукались котами,
Шёл месяц март любить весну.
Все ждали цен. В оконной раме
Висела муха на гвозде.
Она уснула. Ночь-владыка,
По-царски цыкнув на луну,
Велела спать, но пела скрипка
По радио на всю страну.
Трещал советский репродуктор,
Перебивая этот стон,
Как злой автобусный кондуктор,
Заезженный, как граммофон.
Коты ревели, скрипка пела,
Масоны делали своё,
А ночь плыла, торгуя телом
Луны. Я крикнул: "Ё-моё!
Куды идём? К чему приходим?
Зачем живём? Кому творим?"
Коты притихли, смолк Володя
И виртуозы вместе с ним.
Луна, чихнув, ругнулась гнусно,
Ночь обалдела, а потом
Проснулась муха, стало грустно
И омерзительно притом
От взгляда мухи. Что-то было
В нём от Шагала, и ещё,
Как будто... Во! Объевшись мылом,
Блюёшь украинским борщом.
Метафора... Святое дело.
В окне напротив свет блеснул,
И ночь, луны торгуя телом,
Ушла. Последний кот уснул.
Вздохнул Ильич, Виссарионыча
Перевернувши на живот,
Они-то знали - этой ночью
Был совершён переворот.
И муха знала. Потянувшись,
Расправив крылья, гвоздь лизнув
И на прощанье улыбнувшись,
Пошла на юг, а я уснул
Сном недобитого солдата,
Которому нельзя помочь.
Весна, Россия, век двадцатый.
Ночь...

1992

* * *

Скряб в дверь и щёлкнувший засов...
В трусах, штанах и лёгком "дрызге"
Ввалился пьяный Симаков -
Стучатель псов ногой по писькам.

Они его хотели съесть,
Член откусить, как макарону,
Вы думаете, это месть?
Нет, это самооборона.

Бедняга Рекс, страдалец Бим
Довольно сильно рисковали.
Другой отгрыз бы письки им,
А этот настучал сандалей,

Поскольку злости - ни шиша
В нём не водилося от века,
А находилась в нём душа
Художника и человека.

Четвероногие друзья!
Я вас прошу, глядите в оба,
Добычу выбирайте, чтобы
Не оказаться без х... .

1990

* * *

Весна, капель, парят сугробы.
От этих солнечных перин
Поднялся лёгкий ветер, чтобы
Слегка поправить птичий клин.
И станет он чуть-чуть ровнее,
И ты, надтреснутый от вьюг,
Поймёшь, что враг пока сильнее,
А друг - совсем тебе не друг,
А так, "приятель", но не в этом,
Как говорится, соль и суть,
А в том, что всё стремится к свету,
К теплу и солнцу. В добрый путь!

1985

* * *

Первый дождь неоттаявшим мартовским днём,
Разухабистый, злой и простудный.
Снег растаял в мгновение, как под огнём,
А казалось, такой неприступный.
А казалось, он вечен, как эта зима,
Беспощаден, как эти метели.
Нет, ребята, зима - грандиозный обман,
Ведь недаром шалели капели!
А теперь этот дождь разбуянился всласть,
Нам глаза раскрывая на правду,
На всё то, что под снегом навеки пропасть
Не имело морального права.
Правь, дождяра, колючими лапами бей
По варгану трубы водосточной!
Неужели, дружище, и на людей
Не хватает твоих полномочий?!
Забирайся под шляпы, плащи и зонты,
Не смущайся, ты каждому нужен,
Людям так не хватает твоей чистоты,
А они удирают по лужам.
Оставайся, бродяга, под каждым зонтом,
Молодой, развесёлый и вредный!
Хорошо, что ты первый, но главное в том,
Что ты правильный и не последний.

1987

* * *

Когда мы все уйдём, нам будет не до песен,
Другие захлестнут дела.
Давайте подождём зарю на Красной Пресне,
Где юность побеждала и жила.
Как часто мы людей встречаем и теряем,
Не тех любили мы, и нас не те...
Как часто врали нам, но чаще мы прощали,
Не веря ни врагам, ни темноте.
Меняем города, привычки и любимых,
И ссоримся мы не по пустякам,
Но в главном до конца останемся едины,
Хоть это и не нравится врагам.
Давайте прыгнем в ночь, пройдём по Красной Пресне
И встретим неожиданный рассвет.
Нам не хватает рук тогда, когда мы вместе,
И это самый главный наш секрет.

1987

* * *

Половица скрипит "скрип-скрип",
Стукачок всё скрипит пером...
Может быть. он задумал клип
Снять по видео обо мне?

Половица скрипит - хожу,
Пустота этой кухни в кайф.
Почему - никому не скажу,
Потому что всё это во мне.

Никому не понять мотив -
Тот, что я задумал в ночи.
Ты, Борис, хоть и прав, молчи,
Для тебя это всё фигня.

Половица скрипит - "ты прав",
Репродуктор орёт - "ты лев",
Всероссийская Лига Клав
Поднимает тебя на щит.

Где-то хляпнула по кулаку
Чья-то морда жида-паука -
Не успели плеснуть коньяку
Кому надо... А жизнь коротка!

Не песок ли скрипит во мне
В тридцать три, неужели всё?
Как сказал бы японец Басё -
"Ты луну рассмотри, дурак".

1992

Лариске, Ваське и Александру Сергеичу

У Лукоморья дуб зелёный...
А.С. Пушкин

Сказочный вечер. Младые дубы Лукоморья,
Ветер проснулся и гонит по небу кораблик...
Тучка прикрыла рукою колючую Вегу,
Дева бредёт по пустынному тёплому брегу...
Грустно ей и хорошо в ожидании чуда.
И выйдет на брег богатырь из пучины бездонной,
И будет он самым-пресамым, и самым влюблённым,
И в гневе луна покраснеет и скажет:"Блудница!"
Но ветер-задира поправит, и выйдет "царица",
И будет им небо шатром, и периной песок.
Да благословит их простуженный Владивосток,
Под утро похожий на спящую белую птицу.

1987

* * *

Старый больной музыкант
примостился на крохотном стуле,
Клавиши тронул, и дождь прекратил свою пляску.
Вышла луна и окрасила всё непонятным,
И огоньками галактик, разбросанных неаккуратно,
Мир разбегался, чтоб снова сбежаться когда-то,
Преображались светила,
и было
Одно непонятно:
Как это всё уместилось
в четырнадцать тактов.

1983

* * *

Гроза прошла, и ветка белых роз
В окно мне дышит спелым ароматом.
А. Блок

Гроза прошла, и, небо обратив
Из гробового в грозгно-грозовое,
Гремела громом, градом окрестив, -
Как древний князь, свершив передовое, -
Мой дом, мой сад и все мои цветы,
И улицу, и на углу аптеку,
И незнакомку, вынув из фаты,
Швырнула к неземному человеку.
Их высветила бликов кутерьма,
Их уносила быстрая пролётка,
А я забыл, что за окном дома
Не Петрограда, а Владивостока,
Что век устал, что было много гроз,
Что я живу теперь, а не когда-то...
Гроза прошла, и ветка белых роз
В окно мне дышит спелым ароматом.

1980

Я - "Советский Союз"

В начале 1992 года ушёл в Сингапур "на
гвозди" паротурбоход ДВМП "Советский Союз".

Я - "Советский Союз". Ухожу в переплавку.
Я своё отходил (отслужил?), отпустите грехи.
Я - "Советский Союз". Отправляюсь на плаху.
По последнему разу погудим, моряки.

Cкажем тост, помолчим над прожитыми жизнями
Нам самим-то себе - ни простить, ни солгать...
Крысы в трюмах моих, если б не были крысами,
Много кое-чего бы могли рассказать.

Но они побегут - крыса дохнуть не вправе,
Чтоб, добравшись в красивый, фешенебельный порт,
Окопавшись в какой-нибудь сточной канаве,
Крыситься, что паршивый я был пароход:

Весь в заплатах и дырах, гнилой и громоздкий
Загрязнял океаны, проливы, моря...
Эй, вулкан Алаид! Одолжи папироску!
Мы-то знаем с тобой, что дымили не зря.

А ещё вам, ребята, скажу на прощанье,
Отправляясь под старость на металлолом,
Что пятнадцать посудин, из меня понапаянных,
Перетопит любой разыгравшийся шторм.

Я Советский Союз, отправляюсь в последний...
Вспоминайте, ребята, старика иногда.
Я вернусь даже если и через столетия, -
Я вернусь! Но теперь уже - навсегда!
1995

САМОПАРОДИЯ

- Скучнеет наша работенка
Завод - как крейсер на Неве.
Лишь керн выстукивает звонко:
"Я помню чудное мгнове..." -

Я Пушкин, Лермонтов и Блок.
Я слесарь, токарь, такелажник.
Я на металле восемь строк
Набил, наКернил, наБлокажил.

Вот заключительная точка, -
Стих в лаконичной простоте.
Вдруг появилась чья-то строчка:
"Как мимолетное виде..."

Я вновь долбил, стучал сначала,
Строка к строке, к дыре дыра.
Вдруг на металле засияло:
"Мой дядя самых честных пра..."

Я взял кувалду и в смятенье
Добил творение сие.
И снова май, и воскресенье.
"И сердце бьется в упое..."

1983, Дальзавод

* * *

Когда забудет пушка о снаряде,
Когда забудет смазку автомат,
Останутся в пожизненном наряде
Ромашки на могилах у солдат.

Они стоят под ветром и дождем,
Их стойкость объяснима и понятна.
И я жалею только об одном -
Что не призвался я в сороковом
И не пришел к Берлину в сорок пятом.

1980

Немое кино... Черно-белое фото

А вы не пробовали выключить звук своего
телевизора и посмотреть, что будет?

Немое кино... Черно-белое фото.
Бегущие мимо картинки любви,
Измены, дуэли... Как много всего там,
Там жизнь, там великая се ля ви!
Там паж, и ковбой,
и влюбленный любовник,
И черный-пречерный к виску пистолет,
Но томные губы выводят "О нет",
И муж из-за ширмы,
который полковник...
Так было давно, при империализме,
До боли смешно и наоборот...
А давеча звук полетел в телевизоре,
И Барбара Брыльска беззвучно поет.
Я знаю, что голосом Аллы Борисовны,
Я знаю слова наизусть, все равно
Барбара поет, она оченно искренна.
Такое вот странно-немое кино.
Спасибо, что звук полетел в телевизоре.
Как тихо и звонко снежинки летят...

Эпоха военного коммунизма.
Немое кино. У подъезда солдат.

1994

* * *

Ветер трогает снежинки,
И они искрятся светом -
Тополиные пушинки,
Опоздавшие из лета.

И ложатся белой пудрой
На дома и на машины.
Кто-то опытный и мудрый
У аллеи белокурой
Загримировал морщины.

Тихо падают снежинки.
Только слышу -"хрусть" да "хрусть",
Как иголка по пластинке.
Кто-то бродит по Дзержинке,
Замурлыкивая грусть.

1978

Кунашир. Вечер. Осень.

Осеннего ветра очередной порыв
Сморщил полоску воды чистой.
Разноцветным веером летят в пролив
Листья.

Из неба бесцветного валится морось
И волнами хлещет по бамбуку.
На берегу пролива стою, ежась,
Ищу строку.

На другом берегу фигурка японца:
Думает морось, теребит фуфайку,-
Шевелит губами и улыбается -
Складывает "хайку".

1981, Кунашир

* * *

Море высветило скалы
Погребальным светом,
По волне луна сбежала,
Словно по паркету.

И осталась на волне
Лунная дорога -
Подбирается к стене
Звездного острога.

И давно поселок спит,
Светится застава,
Лишь в палатке говорит
С кем-то Окуджава.

1982, Итуруп

* * *

Опять зима неровно дышит,
Смещаясь с северо-востока.
Таранит облаками крыши
Осеннего Владивостока.

А снег колюч, как душ Шарко,
И кажется, что все трамваи
Поокунали в молоко,
Которое - ура! - не тает.

Не тает эта чехарда
И в проводах уныло воет.
Подует южный, и тогда
Снег станет теплым, как парное
Предутреннее молоко.

От этого преображенья
Вдруг станет чисто и. легко -
Легко до головокруженья.

1983

* * *

Скоро ветер погасит осенние клены,
Скоро снова старуха-зима
Перекрасит аллеи, наденет короны
На кроны, и вновь кутерьма

Снегопада и ветра заполнит проспекты
И ворвется в Амурский залив;
И довольный синоптик забросит конспекты,
Хоть и молод еще и соплив.

Для него - подтверждение верных прогнозов,
Для меня - путешествие в снег,
Путешествие в зиму из осени поздней,
Хоть оно и похоже на бег

От аллей, на которые листья летели,
По которым шатался без сна
На конечную станцию этой метели
Под чудесным названьем Весна.

1984

Девочке Рае

Зимний день бывает краток -
Солнце встало и зашло.
У порхало, как подранок,
У которого крыло

Перебили. Я - мальчишка,
Мне двенадцать. Ветер, ночь.
У меня под мышкой книжка:
"Родила царица в ночь..."

Я уже не верю в сказки,
Но не знаю до сих пор,
Отчего я без опаски
Не могу зайти во двор.

Там темно. Одно оконце
Узкий лучик подает.
Там живет девчонка - солнце
В косах у нее живет.

Вот она к столу садится
И, вязание беря:
"Кабы я была царица,
Я б для батюшки царя..."

Утром в школу не проснется,
Дворик снегом замело...
Мне двенадцать. Злюсь на солнце,
Чтобы поскорей взошло.

1984

* * *

Апрель нагрянул не по правилам:
По улицам течет вода.
Откуда столько понатаяло -
Ни снега не было, ни льда.
На сколько хватит этой талости
В сосульках, лужах и ручьях,
Куда зима в последней шалости
Умчалась на своих коньках?
На тротуарах след оставила,
И я опять лишился сна.
Апрель нагрянул не по правилам,

1985

* * *

Это было при сивухе,
В "Поиске", где черный ход.
Крыша ехала по Ксюхе,
А на крыше - черный кот.
Кот мяучил и канючил.
Валерьянки запах плыл,
А Кабалик, как поручик,
Шаркал ножкой, водку пил,
И, витая в поднебесье,
В светло-розовых очках,
Понял он, что неуместен
Юмор в доме дурака.
И в ту самую минуту
Понял он - пора на взлет.
Стало грустно почему-то,
И мяукнул черный кот,
И пошла крошиться крыша,
Мозжечок сошел с ума,
Кто-то громко гаркнул свыше:
"Карма, бля, у всех одна!"
Стало тихо и спокойно
В чердаках, вселенных, вот!
Только жутко и запойно
До утра мяучил кот...

1985

* * *

На кого писать раскаянье,
Если сам себе прокурор?
Одиночество - не состояние,
Одиночество - приговор.

Кто его приведет в исполнение?
Только ты, и никто другой.
Так накрой же без сожаления
Телефон звенящий рукой.

Пусть звенит нескончаемо долго
Телефон, а потом тишина.
Пусть побудет квартира острогом,
Ты его заслужил сполна.

Будет ночь, одинокая сплетница,
Добивать листопадным шепотом.
Будет утро, шаги на лестнице
Неуютным чужим грохотом.

Будет день, долгожданной амнистией
Зазвонит немой телефон:
"Да, я слушаю, здравствуй!"
И выстрелом:
"Поезд в восемь, десятый вагон".

Тында[b]