Игра в индейцев
- Камчатка? А где это?
Смотришь на этих девочек и мальчиков, объездивших Европу, свободно говорящих
на английском и французском, уже не клянчащих у родителей, а зарабатывающих больше
их. Смотришь и поражаешься их интеллекту, не превышающему уровень пятилетнего ребенка.
Делаешь вид, что задумался. Выдерживаешь паузу, собирая на себе внимание, начинаешь:
- Камчатка - это сказочная страна.
Последний оплот Лукоморья. Где в горах заключена адская потусторонняя сила. Где
люди ходят в шкурах и мехах. И ездят, как Санта Клаусы, на оленях.
- И вы из этой страны? - слышу я чей-то восхищенный шепот.
- Да. Я ее главный шаман! - отвечаю я великовозрастным балбесам.
...Когда, вернувшись из поездки, я рассказываю об этом в компании друзей, все
смеются. И только одна девушка, печально подняв на меня глаза, говорит:
- Это не смешно. Их пожалеть надо.
***
Обком комсомола командировал Сашу Безуглова,
Аркадия Куни и меня во Владивосток на фестиваль авторской песни "Приморские струны".
Мужики улетели, а я задержался на день, снимаясь на телевидении в музыкальной
программе.
Безуглов летел на фестиваль впервые, и его никто не знал. Поэтому, когда в аэропорту
их встретили Владивостокские комсомольцы, он скромно стоял в сторонке, прижимая
к груди гитару и корякский бубен, пока те тискали Аркашку. Уже в автобусе кто-то,
обратив внимание на Саню, спросил у Куни:
- А это кто?
- О! - сказал Аркаша. - Совсем про него забыл. Это, люди, настоящий корякский
вождь, зовут Александр.
- Что же это у вождя имя русское?
- А настоящее вы не выговорите. Язык сломаете. Чтобы его произнести, надо
уметь гавкать, как песец, и чирикать, как куропатка. Я его с собой взял,
потому что он на бубне умеет играть.
Когда он пляшет вокруг жертвенного костра с этим барабаном, жертвы сами в огонь
лезут.
Все с почтением уставились на гордо хранящего молчание "вождя".
Этот "Чингачгук", видя, что на него обратили внимание, тут же схватил рукой ближайшую
комсомолку за...
Ну, в общем, схватил и восхищенно зацокал языком:
- Ц-ц-ц!
Баба-то, однако, какой хороший! Большая, белая, теплая, как сучка!
Народ онемел. Комсомолка испуганно вытаращила глаза, не зная, что делать.
Положение спас Куни:
- Гордись,
малышка, -
сказал он девице. - Такого северного комплимента редко какая женщина удостаивалась.
Подруги завистливо зафыркали, а "редкая женщина" зарделась от удовольствия.
Но когда открыли и выпили за встречу, то Безуглов со своего сиденья без акцента
обиженно сказал:
- Эй, а
мне? Аркаша, что за дела? Не буду я так играть в индейцев!
***
Как-то все на тех же "Приморских струнах"
мы поехали с Владивостокским бардом Сергеем Булгаковым встречать его друзей, которые
на поезде ехали через всю страну аж из самой Твери.
- Давай
их песней под гитару или какой-нибудь шуткой встретим, - суетился Серега.
- Слушай,
а чего выдумывать? Помнишь, как Безуглов ваших комсомольцев разыграл? Давай по
проторенной тропе, - предложил я.
Булгаков критически оглядел меня:
- Пойдет.
Ты будешь оленеводом Федей Кайныновым. Все понимающим, но ни хрена не говорящим
по-русски.
...У меня было такое ощущение, что приезжим хотелось отгородиться от меня клеткой
или, по крайней мере, погладить, как кошку, по голове.
- Ой, ему
же тяжело! -
запричитала девица, когда я поднял с перрона три их немаленьких рюкзака и, почти
не считаясь с тяжестью, понес к трамвайной остановке.
- Федьке, что ли? - усмехнулся Булгаков. - Да он все свое стадо оленей зимой
через речку переносит на себе, чтобы они
не замочили и не отморозили себе копыта.
"Если мы не успеем на фуникулер, то под тремя рюкзаками я, поднимаясь по лестнице,
сдохну", -
подумал я и, повернувшись к увлеченно беседующей компании, промычал:
- Фуныкулора!
- Ну, как
дитя, - издевался
Серега. -
На фуникулере, трамвае, лифте кататься любит
- не вытащишь, а вот поезд ненавидит. Дай ему
в руки копье или рогатину, пойдет на него, как на медведя, и неизвестно, кто кого
победит.
- А у него
скво есть? -
решив, видимо, испробовать свои познания в индейской терминологии, спросила девица.
Я повернулся и показал на нее пальцем.
- Чего
это он? -
испуганно спросила она.
- Он говорит,
что сегодня ночью его скво будешь ты, - не дрогнув ни одним мускулом лица, серьезно сказал Серега.
- Я замужем!
- спряталась
девчонка за спину мужа.
- Не имеет
значения. И пожалей своего мужика, а то он из него ремней нарежет.
Дальше, всю дорогу, компания шла в глубоком молчании.
...Никто не хотел со мной оставаться. И поэтому все забились в лифт, а я вторым
рейсом с рюкзаками поднялся следом.
- Ты хоть
Таньку предупреди, - шепнул я Булгакову, когда мы зашли в квартиру.
Серегина жена еле держалась, чтоб не рассмеяться. Булгаков за столом боролся
со мной, отбирая у меня кухонный топорик, потому что я хотел им отбить горлышки
у бутылок.
Когда все уселись, он поднял рюмку и произнес:
- Федя,
скажи тост.
- Не надо
издеваться, он же человек! - набросились на него гости.
- А что,
и скажу!
Все замолкли. В наступившей тишине я сказал:
- С приездом,
ребята!
Первой из оцепенения вышла девица и, сощурив недоверчиво глаза, попросила:
- А еще что-нибудь скажите. |