Леонид Виноградов

КИТАЙСКИЙ САПОЖНИК

Глава 6

Я устраиваюсь жить на новом месте и терплю полное поражение при попытке начать работать в качестве нового полпреда нашего агентства на Сахалине

Март. Сахалин завален снегом. Самолет наш приземляется словно в траншею. По обеим сторонам взлетно-посадочной полосы стоят вертикальные снежные стены высотой около трех метров. Их построила зима и снегоуборочная техника, очищающая взлетно-посадочную полосу и рулежные дорожки.

Багажа у меня была всего лишь небольшая, но увесистая сумка. Перед самым отъездом жена успела сунуть в нее утюг. Да еще связка из тридцати экземпляров моей книги - англо-русского разговорника, написанного лет десять назад совместно с англичанами, отягощала сумку. Разговорники взял для того, чтобы при знакомстве с новыми людьми вручать им эту книжечку, любимую из всех, что написал. Я всегда делал так, чтобы установить более тесные связи и потом за счет этого получать дополнительную информацию.

Волоча на себе эту тяжесть, я выбрался из самолета и двинулся вслед за другими пассажирами к ажурным металлическим воротам, за которыми прибывших из Владивостока людей встречали родные и близкие. Люди обнимались и целовались, радуясь встрече. Меня целовать было некому, я протиснулся через толпу встречающих и стал осматриваться по сторонам, разыскивая Федора Дорохова. По телефону мы договорились, что он встретит меня и отвезет на ту квартиру, которую мне выделил сахалинский мэр. Лет пять я уже не видел моего коллегу, боялся, что могу и не признать. Но узнал. По большому животу, массивной фигуре, черным как смоль волосам. Погода была нехолодной, он стоял на ступеньках аэропорта без шапки, в расстегнутой куртке, и сосредоточенно глядел куда-то вдаль. Я подошел к нему, проговорил: "Федор, привет!". Лишь после этого он увидел меня и протянул руку. 

Я был лет на пятнадцать старше Дорохова, потому он обращался ко мне по имени-отчеству.

- Пойдемте, Владимир Петрович, вон ваша "Нива" стоит, - сказал Федор.

- Как моя, у меня моего здесь пока только сумка с утюгом и книгами, - произнес я.

- Так все равно "Ниву" я вам обязан передать, вот потому она и ваша.

Сели в машину, изнутри ручка правой дверцы была отломана. "Мороз был сильный, - пояснил коллега, - вот ручка и обломилась". "Странно, - подумал я, - почему же другая ручка осталась целой". Но промолчал.

Мы тронулись в путь, Федор сказал, что у машины не пройден техосмотр, поэтому мы поедем не по главной дороге, на которой стоят посты ГАИ, а по городским задворкам, где гаишников никогда не бывает. "Задворки" были страшными: полуразрушенные, покосившиеся бараки и какие-то халабуды, переломанные заборы и сараи, ухабы на проезжей части, несмотря на то, что снег должен был вроде бы их подравнять. Так мы ехали, как мне показалось, бесконечно долго. Наконец выбрались на центральную улицу, поколесили немного между пятиэтажек и въехали во двор одной из них.

- Вот в этом доме вы будете жить, Владимир Петрович, - сказал Федор. И вручил мне ключи от квартиры, которые по моей просьбе предварительно взял в коммунальном отделе мэрии. "Нива" упылила, я зашел в подъезд, высмотрел на первом этаже номера квартир и понял, что моя - на втором этаже. Поднялся, долго шурудил длинными ключами в двух замочных скважинах, пока, наконец, дверь не открылась.

В квартире было абсолютно пусто, несмотря на то, что она принадлежала городской мэрии и в ней регулярно поселяли людей, нужных этой самой мэрии. Было еще светло, я поставил сумку в угол комнаты, прошел на кухню. Электрической плиты в ней не оказалось. Заглянул в ванную и застыл от изумления. Ванна была наполовину ржавая, через ржавчину не просматривалось никаких следов эмали. На верхней половине ванны черная от грязи эмаль вся потрескалась. Унитаз стоял без крышки. У дровяного титана дымовая труба прогорела, потолок и стены ванны чернели от копоти, со всех углов свисала смоляная паутина. Я сообразил, что пока не стемнело, надо что-то предпринять - достать спичек, найти дров, растопить титан. Вышел на улицу, увидел напротив магазин, купил спички и отнес в свою берлогу. Затем снова вышел во двор, набрел на тычинки от палисадника, ногами переломал их и занес в квартиру. Ножом настругал лучины, бросил их в топку титана, поджег. Огонек нехотя начал разгораться, а потом враз пыхнул в трубу и затрещал по сухим дровам. Из прогоревшего дымохода, проходящего под потолком, дым повалил в ванну. Но я все-же вскипятил воду в титане, открыл кран и обомлел: мне показалось - в ванну хлынул расплавленный гудрон. Пришлось слить весь кипяток и снова кочегарить в топке титана. Но нагревшись, он опять выдал грязно-ржавую воду.

Дом не был подключен к городской системе горячего водоснабжения. Горячими в нем были только батареи и грели они, надо сказать, просто великолепно. Подошла ночь, надо было ложиться спать. Я расстелил на полу кожаное пальто, облачился в спортивный костюм, укрылся тонким солдатским одеялом, но долго не мог уснуть - на голом полу спать было жестко, неприятно, вместо подушки шапка. Ночью несколько раз просыпался, утром поднялся с тяжелой головой. Собрался и пошел в администрацию области, где в пресс-центре меня вроде бы ожидало мое рабочее место.

До администрации было около четырехсот метров. Мартовское утро выдалось не холодным, я шагал по снежным траншеям, проложенным бульдозерами, и все удивлялся такому обилию снега. В некоторых местах поднимались настоящие снежные Эвересты по 5-6 метров.

В администрации первым делом нашел пресс-секретаря губернатора, милую тоненькую пожилую женщину Татьяну Павловну, с которой у нас было телефонное знакомство. Представился, показал удостоверение, и попросил проводить меня в пресс-центр. Когда мы вошли в него, там за компьютером уже сидел Федор Дорохов. Это рабочее место ему досталось с помощью нашей конторы, но сейчас он уже у нас не числился, к тому же ранее в телефонном разговоре со мной сообщал, что перешел в администрацию области. В помещении стояли еще три стола с компьютерами, на которых работали губернаторские журналисты. Татьяна Павловна познакомила меня с ними и сказала - устраивайтесь.

- Где? - спросил я.

Она обвела небольшой кабинет глазами и ничего не смогла ответить.

Я посмотрел на Дорохова и сказал.

- Федор, ты уволился, это рабочее место наше, на нем стоит наш компьютер, не кажется ли тебе, что ты должен освободить стул и стол? 

В пресс-центре повисло напряженное молчание. Все с любопытством смотрели на меня, на Дорохова. Он поднялся, сделал навстречу мне один шаг и медленно, тщательно подбирая слова, заговорил:

- Ничего вашего здесь нет, Владимир Петрович. На столе стоит мой личный компьютер, а ваш вон, на полу. Это место выделил лично мне губернатор Фарадинов, лично он дал мне в Южно-Сахалинске квартиру, ваша контора никакого отношения к этому не имела. Я сам обо всем с ним договаривался и только потом, когда был в Москве, познакомил генерального директора вашей фирмы с Фарадиновым. Никакого отношения ваше информационное агентство к моему устройству на Сахалине не имеет.

Из-за стола, стоящего в углу пресс-центра, поднялся высокий парень, подошел к нам и сказал, глядя на Татьяну Петровну.

- Да, все было именно так. Все, что получил здесь Федор Григорьевич, он получил благодаря доброму отношению к нему губернатора, личным добрым с ним связям.

- Ну вот, Владимир Петрович, тут уж я ничего не могу сделать, - вздохнула Татьяна Павловна.

Я стоял и не знал, что сказать. В голове только проносились мысли. "Вон, оказывается, как все получилось, приехал на Сахалин гражданин Дорохов, сам сюда устроился, сам получил рабочее место и квартиру, и никакого отношения наше информагентство к этому не имеет".

Подумал: все, что говорил Дорохов, было ложью от начала до конца. Татьяна Павловна только недавно стала пресс-секретарем, ничего не знала о переговорах нашего генерального директора с губернатором. Это был долгий процесс с телефонными разговорами между Москвой и Южно-Сахалинском, с потоком писем Фарадинову, со встречами в Москве, совместной работе в составе различных делегаций. Наш генеральный был не только руководителем агентства, но еще и одним из вице-премьеров правительства страны, занимался странами Юго-Восточной Азии. Когда какая-то российская правительственная делегация направлялась в одну из этих стран, в состав делегации почти всегда включали нашего генерального и губернатора Фарадинова, у них установились приятельские отношения, они и помогли нашему агентству решить вопрос с устройством корпункта на Сахалине. Но Фарадинова нет, он погиб в авиакатастрофе, когда летел на вертолете с Камчатки на остров Парамушир. И уже никто не может подтвердить или опровергнуть все то, что говорил Федор Дорохов. 

- Ну вот, Владимир Петрович, я уж не знаю, чем вам помочь, - снова повторила Татьяна Петровна.

В пресс-центре установилась мертвая тишина. Я стоял в полной растерянности и не знал что делать. Напротив тяжело дышал Дорохов, рядом подпирал его тот, кто говорил "о добрых отношениях губернатора Фарадинова с Федором". Лишь позднее я узнал, что этот человек был постоянным партнером Дорохова по перекурам. В клубах табачного дыма у них зародились приятельские отношения.

Ни слова не говоря, я вышел из пресс-центра и по длинным коридорам направился к выходу на улицу. Абсолютно не знал, что предпринять. Через парадную дверь передо мной на улицу вышла высокая, красивая женщина. В одной руке она держала два доверху наполненных полиэтиленовых пакета, в другой объемистую женскую сумочку. Поравнявшись с ней, поздоровался, сказал: "Давайте я вам помогу". Она ответила, что сейчас за ней придет машина. 

- Вы, наверное, здесь работаете? - спросил я.

- Да, - ответила она, - я здесь и работаю.

- Тогда я рад за администрацию Сахалинской области, что в ней есть такие красивые женщины.

- А вы где работаете? 

- Я журналист. Вот Москва послала на Сахалин, но что-то неудачно получилось. У нас тут было рабочее место, да ушло от нас вместе с моим предшественником к нашим конкурентам. А через неделю выборы президента, надо будет освещать. Видимо, придется вернуться во Владивосток и все давать оттуда. Раньше мы договаривались с пресс-секретарем Татьяной Павловной, что у меня будет возможность здесь работать, но что-то не сложилось.

Я не знал, кем работала в администрации эта яркая женщина, мне просто надо было кому-то "поплакаться в жилетку". Что я и сделал, не ожидая никаких последствий. А последствия были такими, что через месяц я сидел за столом напротив Дорохова... 

Вечером позвонил в Москву, рассказал о ситуации, в которую попал, добавил, что хочу вернуться во Владивосток, а то наверняка провалю выборы президента. Кроме Сахалина, на мне лежала еще и Колыма. Разговаривал с заместителем нашего руководителя, в трубке слышалось его тяжелое дыхание. В агентстве финансовая дирекция всячески пресекала попытки корреспондентов куда-либо передвигаться по собственной инициативе, "выбить" командировку в другую область стоило титанических усилий. Немного помолчав, заместитель сказал: "Хорошо, Владимир Петрович, возвращайтесь во Владивосток, но только никому больше об этом не говорите и на командировке не настаивайте. Расходы на самолет мы потом оплатим из гонорарного фонда".

В этот же день вечером я поехал в аэропорт, взяв с собой лишь документы и деньги. До Владивостока было навалом свободных мест, купил билет и уже через полтора часа вернулся в родной город.